встретила.
– А сюда она войти не может?
– Да уш надеемси, – вздохнули старухи, – Меры мы приняли, да как знать, вдруг в один день и не спасут они…
– Ну, значит, я до утра просто у вас посижу, да и всё, – сделала вывод Катюшка, – А как солнце встанет, домой пойду.
– Агась, пойдёт она, – усмехнулась баба Груня, – Как пойдёшь-то?
– Как, – не поняла Катя, – Ногами… По мосту…
– Ногами, по мосту, – передразнила баба Груня, – Не будет моста-то с утреца!
– Значит, вплавь переберусь, и вообще, – махнула кудряшками Катя, – Меня же искать будут! Так что всё равно кто-то да будет там, на лодке, вот и перевезут на наш берег.
– Эх, девка, – вздохнула баба Варя, – Нешто до сих пор не поняла ты, куда попала? Не будет утром ни моста, ни нас, ни тебя.
– Как это меня не будет?! – уставилась на старух Катя, – Вы что такое говорите, бабушки? Ну, допустим, мост исчезнет, баба Уля говорила, что он редко появляется, ладно. Вы тоже на погост вернётесь. Ну, а я-то куда могу деться?
– А никуда, – промолвила баба Варя и обвела рукой, – Вот тута и будешь бродить, маяться.
– Почему это я уйти не смогу? – Катя чувствовала, как раздражение нарастает внутри всё больше и больше. Что за ерунду говорят эти бабки? – Я же не мёртвая, как вы, куда хочу, туда иду, к месту не привязана.
– Это ты так думаешь, а на деле всё не так. Коль уж ты сюда попала, то нет тебе отсюда ходу. И никто тебя не найдёт, хоть все деревенские ваши сюда приплывут на лодках. Не увидят они тебя, рядом будут ходить и не заметят, потому как скроет тебя Ижориха от глаз. Не ты первая…
– Только ты особенная, – подняла палец вверх баба Груня, перебив сестру, – Ижорихе ты особливо нужна для чего-то. Тебя она тем паче не отпустит.
Катюшка заплакала, слёзы закапали на её руки, лежащие на коленях, а плечи поникли, она уронила голову на стол.
– Ну-ну, девонька, не реви, глядишь чаво-нибудь да придумаем, – испуганно зашептали старухи, присаживаясь к Катюше и обнимая. Странно, но никакого холода Катя не ощутила, как ей представилось, должно было бы быть от мертвяков. Наоборот волна тепла и покоя накрыла её.
– Стало быть, хорошие это были бабушки при жизни, добрые, – подумала Катя, и от этих мыслей ещё сильнее разрыдалась, до того ей стало всех жалко – и себя, и этих людей, что не знают покоя и после смерти, и своих бабушку с дедом, которые наверняка сейчас уже ищут её повсюду, не зная, куда бежать и сходят с ума от тревоги.
И в этот миг вся изба задребезжала вдруг так, словно снаружи началось землетрясение, гулко вздохнули старые стены, застонали и заскрипели, заходили ходуном, керосинка на столе вспыхнула и погасла. С грохотом отворилась дверь, густые клубы тумана поползли длинными, липкими щупальцами по полу, и на пороге возникла высокая, худая старуха с морщинистым лицом, и чёрными кругами вокруг злобных, колючих глаз, светящихся в темноте, как у совы, жёлтым, недобрым светом.
– Ижориха, – ахнули бабки и попятились назад.
Бесовский крест
Катюшка словно приросла к скамейке, на которой сидела, не в силах сдвинуться с места, и лишь во все глаза глядела на фигуру, стоявшую в проёме двери.
– Ижориха, – повторила она вслед за бабками, как завороженная, – Что же теперь будет?
Ведьма меж тем неспешно приблизилась к Кате.
– Что, девка, нашла ль своего милого?
И, задрав свою седую косматую башку, Ижориха расхохоталась.
– Не нашла, уж сама вижу. Ну, это ничего, оставайся тут, с нами, мы тебе жениха подберём. Тут их, знаешь, сколько! Получше твоего Дмитрия, чай, будут. Да чего откладывать дело в долгий ящик? Айда-ко со мной, я тебе всех женихов покажу, на выбор.
И с этими словами, ведьма схватила Катю за шиворот и поволокла к двери, сила в её костлявой руке была просто недюжинная, и как Катя не пыталась вырваться, ничего у неё не выходило. Баба Варя с бабой Груней кинулись, было, ей на помощь, да ведьма лишь махнула в их сторону, и отбросило обеих, словно котят в дальний угол. Только услышала Катя, как баба Варя прошептала из темноты:
– Помни о силе своей, Катенька! Не сдавайся-я-я-я…
В тот же миг она оказалась на крыльце, куда выволокла её Ижориха, и то, что открылось её глазам, заставило Катюшку содрогнуться.
В голубом лунном свете, окутанные прозрачными клубами тумана, стояли множество… Нет, не людей, людьми их можно было назвать лишь при первом мимолётном взгляде. Под раскидистыми липами и берёзами, что росли у двора, у старенькой сараюшки, у покосившегося плетня, в зарослях бурьяна – повсюду стояли и сидели мертвяки – скелеты, наряженные в рваные хламиды, иные с остатками плоти на костях, иные обмотанные какими-то склизкими водорослями и обросшие ракушками, что свисали с их костей уродливыми отвратительными наростами. У иных в пустых глазницах копошились черви, у других выпирали мшистыми буграми скопления каких-то то ли жуков, то ли личинок.
– Утопленники, – обмерла Катя.
Ижориха схватила за плечо ближайшего к крыльцу мертвяка, и рывком подтянула его на ступень, при этом у того из дыры в боку вывалились с мокрым хлюпаньем два склизких налима, которые, как известно любят полакомиться топливцами. Рыбины прокатились по доскам крыльца, со шлепком ударились в Катюшкины ноги, и поползли дальше, раскрывая широко рты и стуча хвостами по дереву. Катюшку замутило.
– Погляди, девка, каков жених, а? – хохотала ведьма, – Только принарядить маленько, и хоть за свадебный стол!
Катюшка отвернулась, невыносимый запах тины, гнили и разложения ударил в нос.
– Что тебе нужно от меня? – громко спросила она у Ижорихи.
Сверкнула ведьма жёлтыми глазищами, подбоченилась.
– Лет мне уже много, помирать скоро буду. Аккурат на пятое сентября, – уточнила она, – Дак, вишь ли, девица, родная кровь мне нужна, чтобы дар свой передать.
– Не нужен мне твой дар, – презрительно сощурилась Катюшка, – У меня свой есть.
– У тебя? – Ижориха вновь запрокинула косматую башку назад и расхохоталась так, что в лесу заухал встревоженный филин, – Кто тебе такое сказал? Нет у тебя ничего.
– Тогда зачем я тебе, коль нет у меня способностей? – спросила Катя.
Ведьма нахмурилась:
– А ты б поменьше болтала, да больше старших слушала. Соглашайся моей преемницей стать, и я великую силу тебе передам. Многое ты сможешь с нею, всё, что хочешь, получишь, никто тебе поперёк пути не станет. Будешь ветрами и вьюгами управлять, судьбами людскими править, как игрушками станешь ими играть.
– Да на что ж мне такой дар? Не хочу я ничью жизнь менять, у меня своя есть, самая лучшая. А зачем тебе преемница? Ведь ты и после смерти можешь сама свои дела воротить.
Ухмыльнулась ведьма:
– Это тебе Варька с Грунькой напели? Ну да, могу. Только устала я, покоя хочу. Многое я уже сделала. Хватит на мой век.
– А ты в собаку переведи силу свою, – сказала Катюшка.
– Э-э, девка, – прищурилась Ижориха, – Чтой-то ты больно смышлёна, как я погляжу, для той, у кого нет способностей. Так что нечего мне врать, я ж не первый год на свете живу, прекрасно вижу, что ты дюже даровита, и мою силу способна потянуть. А её не каждый потянет, не осилит.
– Не хочу, – топнула ногой Катя, – Обманом ты меня сюда заманила, против воли моей хочешь мне дар передать, не бывать такому. Я домой пошла.
И Катя спрыгнула, было, с крыльца. Но тут же властный голос громом прогремел за спиной, и куда только делся старушачий скрипучий голосок:
– А ну-ка, погоди, девка!
Ижориха в мгновение ока оказалась вдруг рядом, схватила за волосы, потащила назад на крыльцо. Искры посыпались из Катиных глаз от боли, из сеней послышался взволнованный шепоток:
– Катенька, не поддавайся…
– Коли так, девка, коли не хочешь дар принимать, так останешься с нами, не жить тебе на свете, – злобно прошипела Ижориха, – Свадьбу станем играть!
– Какую ещё свадьбу? – сквозь боль
